Некоторые писатели страдают крайней степенью снобизма. Типа: вот мы – писатели, а вы кто?

Они (эти писатели) полагают, к примеру, что никто, кроме них, не может (просто не имеет права!) написать, скажем, роман…

Я вижу в подобном отношении писателей к людям неотъемлемые признаки бреда.

По-моему, любой человек, который способен написать роман (найти в себе силы написать роман) – должен это сделать. Потому что написать роман (не просто слепить сюжетец и там так и этак повертеть его, но — написать настоящий роман) — это работа над собой. Дающая, как минимум, бесценный психотерапевтический (а заодно и стилистический да и просто жизненный) опыт.

Ведь, что такое, в сущности, роман? Многие литературные критики (и многие писатели тоже) полагают, что это такой жанр художественной прозы, отличающийся такими-то характерными особенностями. И это так! Но это — не отменяет главного: написав роман, человек приобретает некую новую степень осознанности. Даже если и не ставит перед собой такой задачи.

Денис Драгунский недавно в своих ответах на вопросы Неудобной Литературы написал, что: не следует «путать литературу с психоанализом – вернее, с «само-психоанализом». Почему? – тут же спросил я виртуального Дениса Викторовича, прочитав это утверждение. И Денис Викторович тут же ответил: «Потому что психоанализ – это работа с аналитиком. Понимание себя рождается в общении с другим». Вот и поговорили.

Эмоциональный выплеск Льва Пирогова (чей любимый писатель Аркадий Гайдар, всю сознательную жизнь, кстати, только и делал, что практиковал литературу как бесконечный психоаналитический сеанс, помогавший ему справиться с неврозами и прочими муками душевными, о чем подробнее читайте тут), так вот: выплеск Пирогова (удаленный автором из ЖЖ, но сохранившийся в Хронике Неудобной Литературы) вспоминается мне по этому поводу. Льва тогда буквально заклевали знатоки и ценители литературы и философии, так и этак скандируя насчет некоторой «банальности» продвигаемого Пироговым романа «Адаптация». В ответ Лев рассвирепел и дерзко бросил им: да вы ведь просто кучка некрофилов! Почему? Да потому что вы любите литературу не так, как я ее люблю. То есть не жизнь в литературе вы любите, а любите в ней буквы, слова и складные предложения. В которых, самих по себе, нет ни жизни, ни красоты, ни живого смысла. А есть только приемы, мертвый эстетизм и игры бесплодного разума.

Впрочем, пусть лучше он сам повторит:

«Я сейчас читаю рассказ, в котором среди прочего идет речь о маленьком мальчике, оставшемся сиротой. И давлюсь комками в горле. Я его уже второй раз читаю и второй раз давлюсь. Перед этим читал роман, там был безнадёжно больной младенец — и тоже давился! И мне эти произведения очень нравятся. И мне не то чтобы похер, — я не различаю, как они там написаны. Как совершенно верно заметила Колядина, мужчине должно быть похер, какого размера задница у любимой женщины. Или что там. Околососковые кружки.

Я читаю сквозь это. Для меня литература не имеет значения. Я, как надеюсь и все люди, не считая кучки экзотических некрофилов, не люблю литературу. Что там с ней, мне всё равно. Мне интересно лишь то, что эта литература делает: успокаивает, развлекает, будоражит, искушает, совращает, возбуждает, лечит, калечит. Но — это делает не она. Не литература. Не окно показывает вид за окном. А кто? Не знаю. Можете сказать «я сам себе его показываю». Может — как-то иначе».

Дальше можно не цитировать. Потому что дальше Пирогов скатывается в постсоветскую риторику насчет литературы смысла, и нам становится понятно, что тьма неведенья заполонила разум этого некогда столь крутого и революционного литкритика. То есть понятно становится, что говорит он уже как-то несколько не о том… Не о том, о чем говорю я, призывая каждого, кто может найти силы написать роман, — непременно сделать это.

Что будет, если каждый человек, способный написать роман, сделает это?

Что вообще означает «способность написать роман»?

С одной стороны, способность такая подразумевает у писателя наличие медиумических качеств. Тех, о которых сказала вчера в своих ответах Наталья Рубанова. Например, писателя она вообще предпочитает называть так: «медиум: без кавычек. Проводник. Посредник. Буфер обмена между «дольним и горним». Многомерное тело, сквозь каждую чакру которого проводят высоковольтные чувства невидимые в трёхмерке энергии, – высоковольтные чувства, одолеть которые, не потеряв при этом т.н. рассудок, «буфер» из плоти и крови может лишь при условии облечения этих самых высоких частот в форму того или иного текста». Иначе говоря, писатель не может не писать (чисто по Венедикту Ерофееву). Ему это необходимо, чтобы выжить. (Также см. по теме заходную картинку к этому посту.)

С другой стороны, способность написать хороший роман (в наш XXI век, по крайней мере, это именно так) непременно заключает в себе такое качество, как умение анализировать мир и в том числе себя (психоанализировать, если хотите). Потому что произведения литературы и искусства, в которых нет этой психоаналитической составляющей, в наше время неизменно будут смотреться как анахронизм, как нечто неестественное, ненастоящее и даже пошлое. Будь оно, это произведение, хоть самым высоко-высоко художественным… В такое вот время мы, пережившие постмодернизм, теперь угодили.

И вот если люди, способные соединить при написании романа эти две составляющие, станут писать романы, тогда мир («прости господи», как говорит Данилкин) станет более осознанным.

Не то чтобы мир наполнится «смыслом» или «смыслами», нет, он просто как бы что ли очистится. Читателю будет «с кем поговорить об этом», а писателю будет «кому это все сказать». То есть состоится реальная мистерия, коммуникация, психоаналитический сеанс на самом высшем уровне, том, ради которого древние греки ставили свои бесконечные трагедии, а африканские бушмены танцевали вокруг костра, убивая жертвенное животное.

(Только, пожалуйста, умоляю я вас, трезво оценивайте свои силы и возможности, и если вы понимаете, что не способны написать хороший роман, то и не беритесь, ограничьтесь рассказами и эмоциональными выплесками в ЖЖ!)

Литература как таковая (то есть как некая изысканная игра в бисер) действительно мало кому интересна. Мало кому нужна. Потому что в ней нет (или – есть, но далеко не всегда) этого самого. Это невероятно прекрасно, когда текст написан хорошо, как следует, умно и когда в нем есть эта «игра в бисер». Очень. Но не ради этого читатель читает, а писатель пишет. Они пишут и читают, чтобы выжить. И жить дальше. Чтобы уметь говорить, уметь думать, уметь объясняться… И чтобы иметь такую возможность. Роман, в котором этого зерна нет, — лишь мертвая поделка.

Повторю: только роман, в котором автор проделывает психоаналитическую (и «самопсихоаналитическую» в том числе) работу, может называться в наше время настоящим романом. Если сеанс прошел неудачно, и клиент, написав роман (или прочитав его, что в наше время уже почти то же самое), не избавился хотя бы от части своих психологических проблем, не пережил катарсис (не «плакал», как какой-нибудь поклонник Гайдара) или не получил какого-то нового опыта восприятия реальности или не вышел на очередную ступень в «чувствовании» и осознании мира, то… перед нами уже не роман, а что-то другое. Всё прочее. Литература.

Книги, которые я публикую в рамках проекта «Неудобная Литература» — как раз вот психоаналитические. Или, по меньшей мере, с психоаналитическим оттенком. Может быть не все, но почти все. И уж точно, что книга, которую я сейчас собираюсь представить, именно такова. Это роман («роман-с», как автор предпочитает называть) упомянутой уже Натальи Рубановой «Сперматозоиды».

Литературный критик Виктор Топоров высказался об этом тексте так: «Вещи вроде «Живчиков», представляющие собой симбиоз собственно прозы и психоанализа, да еще талантливо написанные, имеют право на существование, но книжный рынок мыслит, увы, по-другому».

То есть рынок считает, что такие вещи «не имеют права на существование». И отторгает их. Получается, что мое представление о хорошем романе и представление «рынка» о хорошем романе – противоположны. Почему? И как это все согласуется со сказанным мною выше насчет необходимости для читателя литературно-психоаналитических сеансов? Очень просто. Пациент (а особенно глубоко больной пациент) далеко не всегда стремится лечь на кушетку и выздороветь. В данном случае – узнать о себе и о мире нечто новое. Нечто такое, что, возможно, его вылечит и заставит смотреть на мир по-иному. Зачем ему это? Ему и так хорошо.

Была в каком-то советском фильме сцена: государственные чиновники провинциального городка собрались за столом покушать, а заодно обсудить: где бы тут в городе поставить памятник Пушкину? Как же ж так — везде есть памятник Пушкину, а у них нет. Едят, пьют, обсуждают… Там — нельзя, там площадь приносит хороший доход, а там еще что-то, тоже нельзя. Никак не могут выбрать место! В конце-концов, один из чиновников, держа обеими руками куриную ногу и обгладывая ее, говорит товарищам: «А может не будем ставить этот памятник?» Среди чиновников повисает многозначительная пауза, заполняемая мерным жеванием жирной птицы. «Жили без Пушкина… — и дальше проживем!» — поясняет свою идею чиновник. Все поражены этой гениальной мыслью, и фильм на этом, кажется, многозначительно заканчивается. Полная «кура».

О феномене вытеснения неудобной литературы за пределы рынка и часто за пределы вообще читательского сознания читайте также ТУТ, ТУТ и ТУТ. А теперь несколько слов собственно о «Сперматозоидах». Роман этот все-таки нельзя сказать, чтобы совсем уж отторгнут публикой и литературным сообществом. Он был опубликован — в журнале «Юность» (№9-12 2010), а также, еще в рукописи, вышел в 2010 году в финал премии «Нонконформизм» («НГ-Ex libris»). Но автор считает, что это все скорее «вопреки», нежели закономерно. Да и сам текст, по ее утверждению, написан вопреки. Цитата из авторского предисловия в «Юности»: «Текст этот был «набран» в условиях для создания худлита, так скажем, малопригодных. Спроси у меня кто-нибудь, могла бы я так еще один — в таком режиме, — ответила бы, разумеется, нет. Роман рожден не «благодаря», но «вопреки»: вопреки ситуации, слову, смыслу. Сшит, будто лоскутное одеяло, из радужных квадратиков чувств, которые кто-то назовет «короткометражными», кто-то — «перверсивными», кто-то — единственно возможными».

А теперь пара цитат из «синопсиса» «Сперматозоидов»:

«Сперматозоиды» – произведение остросоциальное, хотя и насквозь пронизанное философскими размышлениями и метафизическими мотивами, а потому (и прежде всего) – экзистенциальное. И в то же время – это глубокая лирика: нестандартный гимн тому самому чувству, которое испокон веков движет миром.

Повествование ведется несколько отстраненно: автор целенаправленно дистанцируется, безоценочность – главный прием. Именно он дает возможность читателю возможность наиболее полно погрузиться во внутренний мир персонажей и сформулировать собственное отношение к описываемым событиям».

В роман(с)е много метафор, аллюзий, цитат; есть и обсценная лексика, вложенная в уста некоторых персонажей намеренно – все это не только не мешает восприятию текста, но, делая фактуру стилистически разноформатной, служит раскрытию идеи, кажущейся на первый взгляд несколько провокативной. «Все люди – просто добежавшие сперматозоиды», – констатирует главная героиня; на протяжении всего повествования читателю много раз предоставляется возможность убедиться в этом… а потом, быть может, – в обратном.

Роман о женщине-враче, которая, решив поменять свою жизнь, становится сначала переводчиком и редактором. Но, разочаровавшись и в этом и вдобавок переживая кризис в отношениях с любимым человеком, она погружается во всяческую опасную эзотерику и даже в непосредственный экстрим. И находит в конце концов осознанность, которой все это время ей так не хватало… Сегодня в разделе блог-книги мы начинаем публиковать этот неоднозначный и смелый текст. Начало публикации ЗДЕСЬ.

* * *

Далее: в Хронике Неудобной Литературы появляется писатель, живущий в Кельне, Сергей Болмат.

Также мы еще почитаем ответы Маргариты Меклиной, Фарида Нагима, Алексея Шепелёва, Андрея Бычкова. Все эти, еще пока оставшиеся неопубликованными, ответы представляют очень большой интерес и оставлены мной напоследок по той причине, что их стоило бы держать в уме, делая выводы из всего текущего состояния проекта Неудобная Литература. Те выводы, которые я опубликую в Хронике Неудобной Литературы сразу после окончания публикации ответов писателей.

* * *

Читайте в предыдущих выпусках Хроники Неудобной Литературы:

— Ответы Натальи Рубановой
— Ответы Елены Колядиной
— Ответы Дмитрия Бавильского
— Роман «Предатель», Часть Третья. Ответы писателей: ВАЛЕРИЙ ОСИНСКИЙ
— Ответы Игоря Яркевича
— Кровавые мальчики, или Мало ли в Бразилии донов Педро
— Ответы Дениса Драгунского
— МОТОБИОГРАФИЯ: ТОМ 2. Анонс
— Поэма Кати Летовой «Я люблю Андрея Василевского» и «чахнущая» литература
— Писатель как мундир? Ответы Марины Ахмедовой
— Ответы Михаила Гиголашвили
— Интервью с Димой Мишениным. О графомании, мини-юбках и бездарных чиновниках
— Ответы Алисы Ганиевой
— Ответы Юрия Милославского
— Ответы Виталия Амутных
— Ответы Александра Мильштейна
— Ответы Олега Ермакова
— Ответы Романа Сенчина
— Ответы Ильи Стогоffа
— Обнуление. (Ответ Олега Павлова Роману Сенчину)
— Серая зона литературы. «Математик» Иличевского. Ответы Александра Иличевского
— Ответы Марты Кетро
— Ответы Андрея Новикова-Ланского
— Виктор Топоров и Елена Шубина. И ответы Олега Зайончковского
— О романе Валерия Осинского «Предатель», внезапно снятом с публикации в журнале «Москва»
— Точка бифуркации в литературном процессе («литературу смысла не пущать и уничтожать», – Лев Пирогов)
— Курьезный Левенталь
— ответы Валерия Былинского
— ответы Олега Павлова
— ответы Сергея Шаргунова
— ответы Андрея Иванова
— ответы Владимира Лорченкова
— Где литературные агенты
Более ранние части Хроники (Оглавление) — здесь.
— Новый Опрос. Вопросы к писателям

* * *

КНИГИ ПРОЕКТА НЕУДОБНАЯ ЛИТЕРАТУРА:

ВАЛЕРИЙ ОСИНСКИЙ. «ПРЕДАТЕЛЬ»
ОЛЕГ СТУКАЛОВ «БЛЮЗ БРОДЯЧЕГО ПСА»
ОЛЕГ ДАВЫДОВ. «КУКУШКИНЫ ДЕТКИ»
СУЛАМИФЬ МЕНДЕЛЬСОН «ПОБЕГ»
ВСЕ книги проекта Неудобная литература

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>